- Смерть - это жизни естественная часть…

Слова с которых все началось. Те самые, что произнес один старый магистр и те, что открыли дорогу в бездну, всепоглощающую и безвыходную. Они цепляют, заставляют на мгновение остановится безмятежному сознанию и осознаться. Осознаться, что что-то не так.
Дуновение ветра холодно касается лица и еще не раскрыв глаза мужчина в темной робе успокаивается, позволяет внутренней внезапной тревоге уйти. Еще немного и можно бы было позволить себе вновь уснуть, позволить сознанию окунутся в омут спокойствия и умиротворения, но чей-то беззвучный шепот твердит проснутся. Ему показалось, что на мгновение он услышал голос матери, усталый и измученный, прямо как тогда, на Татуине. В этот раз он не смог оставить глаза закрытыми и широко распахнул их. Небеса были усеяны звездами,  а тот самый, последний зеленый клочок земли что был в этом месте, поглотила бескрайняя дюна. Тревожное чувство вернулось вновь и уже никуда не собиралось уходить.
- Нам пора. – слышит он голос ребенка и обернувшись видит мальчика лет десяти, в потрёпанном бежевых одеждах, со светлыми волосами и лицом так похожим на его, но с печальной улыбкой на бледном лице.
Перечить не хочется, как и задавать вопросов. Он просто встает без лишних слов. Отвечает улыбкой на улыбку, отчего лицо ребенка наполняется еще большей печалью и тот, словно не в силах смотреть, отворачивается и ушёл вперед, туда дюны песчаного моря касаются звезд ночного неба.
- Идем. – говорит мальчик не оборачиваясь и Энакин спокойно подчиняется, потому что чувствует что так и должно быть.
День, когда он впервые оказался здесь… Его словно просто нет. Он его не помнит. Лишь чувства, смутное и не полное ощущение того, что было до. Помнит покой и умиротворение, помнит как камень упал с души, как тяжелая ноша спала с его плеч. Как проснулся от тяжелого сна… Как проснулся от ночного кошмара.

- Скайуокер!!!
- Ты был Избранником!
- Энакин!
- НЕНАВИЖУ!!!

Образы вспыхнули алым светом и воспоминания пришли внезапно, насыщенные болью и обагрённые кровью.

- Магистр Скайуокер, их слишком много тут…
- Ты слышал когда-нибудь легенду…
- Ты принят в совет…
- Ты был мне братом…

Он падает на песок, хватается руками за голову, пытается удержаться и не закричать. Стиснул зубы, но не может прогнать этот морок, не может прогнать ночной кошмар.

- Похоже что ты убил ее… в гневе…
- Могучей Силой владеешь ты…
- Отныне твое имя…

- Тише. – слышит он голос ребенка и морок наконец-то исчезает, словно тот прогнали куда-то еще, но не заставили исчезнуть навсегда. Он все еще чувствует их, все еще ощущает ту боль.
- Так было бы проще… Но времени у нас нет. Твоя память вернется к тебе как только ты проснешься.
- Я… Я не понимаю.
- Ты поймешь, когда проснешься. Но у нас нет времени. Ты должен идти, иначе будет поздно.
- Поздно… Поздно чему?
- Всему.
Энакин поднимает взгляд, но ребенок уже идет вперед, не ждёт пока мужчина в робе поднимется. Он хотел было спросить вновь, понять что и почему, но осознание пришло будто само, с чувством нарастающей тревоги, когда ветер подул в спину: времени действительно нет.
- Близится шторм. Он похоронит тебя здесь, если ты не поторопишься. – говорит ребенок и поворачивается к нему. Его бледное лицо приняло болезненный оттенок.
- Прошу… Пойдем быстрее.
И Скайуокер встает, подходит к ребенку и подает тому руку, окутанную в черную перчатку. Он так и не вспомнил, когда успел ее одень, а мыслям словно не дают возможности раскрыться. Будто кто-то намеренно хочет, чтобы он не думал о другом, а лишь о том как важно сейчас покинуть это место.
Мальчик сжал его руку и повел их вперед, сквозь дюну и ее, казалось, бескрайние пески. Энакин не знал куда его ведут, но странное чувство преследовало его, словно вот вот их путь будет окончен, а дороги их разойдутся. И опять ему не дали мыслить, лишь дорога была важна, лишь путь проложенный ребенком.
- Еще немного, - сказал мальчик, а за очередным песчаным барханом вдруг показались руины того, что мог бы назвать храмом. Он не помнил этого места, хоть оно и кажется знакомым, словно он уже бывал здесь когда-то…
- Это – Дверь. Она еще закрыта, но тебе ее откроют. – говорит мальчик вслух словно на его мысли. Он не помнит, но в душе нашелся странный, мрачный отклик.

Правда, за которую мы цепляемся, зависит лишь от того, как на нее посмотреть...

Энакин прогоняет образ из мыслей, но след того не исчез, отнюдь, все еще с ним. Словно ждет чего-то.
- Зачем? Кто откроет? Куда она ведет? – спрашивает он, но вопрос пуст, ведь в глубине души он уже все знает.
- В реальный мир. Точнее то, во что он превратился. Ты поймешь, очень скоро все поймешь.

Скайуокер не понимает, но образ возвращается вновь, словно жаждет дать ответ. Однако теперь мираж кажется другим, словно это не с ним, а с кем-то другим…

- Если мы опять опоздаем из-за тебя, то будешь таскать эти дурацкие детали сам! – кричит мальчик в темном, лицом похожий на него, но не глазами и не душой.
- Мэйвиан, подожди! – кричит мальчик в светлом, с виноватым взглядом, уставший и не поспевающий за братом, что умчался вперед. Он пытается успеть за ним, ускорить шаг, но оступается и падает на песок. Ему больно и он устал, а ты смотришь на него из тьмы. И, когда он поднимает взгляд на собственную тень, мальчик замирает, а глаза полнятся ужасом.

Мираж развеивается, уходит, истончается, исчезает. Ты видишь как мальчик в видении спешно убегает, что-то крича. Тебе не ведомо что было дальше, но почему-то знаешь, что ему никто не поверил. И что увидел он не что-то, а кого-то.
Что увидел он тебя.

- Это…
- Оно не твое. Это воспоминание, оно не твое. Оно было, но не с тобой. – говорит мальчик все также ведя их вперед.
- … Но при этом со мной.
Ребенок смотрит на него нечитаемым взглядом.
- Да.

Мираж возвращается, но размытый и не четкий. Такой, словно его пытались стереть, пытались просто забыть. Но вместо образа, приходят чувства. Ужас, что длился с десяток лет. Предательство, что делало агонию сильнее. Чувства, что были отвергнуты. Одиночество, что стало проклятием. И лишь забвение стало спасением…
- Он не смог. – говорит ребенок и оступается, но сильная рука его ловит, не дает ему упасть. Ему невыносимо больно, но он все также смотрит на тебя с улыбкой и ему тепло от того, что тебе не все равно.
- Ему не дали шанса. Обманули, бросили и предали. Они его сломали, а после пытали долгие годы. И теперь, они его стерли. – слова даются с трудом, но ребенок держится, говорит что есть силы, - Но они не знали, что здесь есть ты.
Образы и чувства приходят вновь, но лишь обрывки былой жизни, уничтоженной в агонии и боли.
Помнишь, что вас было двое и помнишь, как вы оба ушли с Татуина. Помнишь, как беспамятно влюбился и помнишь, как болело твое сердце когда его разбили. Помнишь запах смерти и войны, как и помнишь как тебя забыли те, кого ты любил. Помнишь, как не верил и боль абсолютного предательства. Короткие образы смутно знакомы тебе, но при этом странное чувство, что это – не твое.
Потому что не было, потому что было не с тобой. Было, но с другим.
- Ты не мог проснутся, потому что так было нужно. Иначе все бы было кончено не успев начаться. - ребенок на руках начинается осыпаться песком, уходит в небытие, уходит навечно. Его лицо покрывается трещинами, но он все также продолжает тебе улыбаться, хоть и слезы предательски льются с его глаз.
- Он был тобой и при этом тобою не был. Вас было двое здесь, всегда. Один жил полной жизнью настоящего, пока другой был только тенью во снах, отголоском чего-то не сбывшегося… Чего-то потерянного навсегда.
Ветер становится сильнее, поднимает песок вверх, унося его вперед. И темные облака застилают звезды, закрывая их от взора.
И лишь один вопрос возникает на уме…
- Как… это возможно?

Темная сторона Силы порой открывает доступ к таким возможностям, многие из которых считают… Неестественными.

Мальчик лишь улыбается тебе и не отвечает, потому что уже не может говорить. Трещины растут. Его час уже близок…

- Возможно, потому что такова твоя природа. Возможно, потому что тогда, когда ты касался столь желанного для многих других бессмертия, ты отвергал его прочь. Потому что оно не было тем, что ты искал. Не было тем, в чем ты так отчаянно нуждался…
По лицу скатилась слеза, а сердце почему-то начинает чудовищно болеть. Энакин чувствует, чувствует что сейчас жизнь мальчика прервется.
- А еще потому… Что такого желание Силы. – его тело осыпается песком, ветер уносит его вдаль. Мальчик последний раз смотрит на него своими теплыми, чистыми голубыми глазами, полные печали и боли.
- Прощай… И спасибо тебе… За то, что ты был…
Ветер заглушает его слова и более ребенка нет на его руках. Лишь пескок и чувство страшной боли в груди, что еще не раскрылась до конца.
И внезапно, он чувствует, как кричит ветер, как воет буря вдалеке. Она как зверь бежит к нему, хочет поглотить. Песок поднимается ввысь, застилает взор, сметает руины храма на твоих глазах. Чудовищная сила идет прямо сюда, желая его уничтожить до конца. И тут он видит, слабое мерцание впереди…

- Иди. И не оборачивайся… Не оборачивайся…

Иная жизнь уходит, стирается во времени и Силе. Ее уносят вдаль, истончают и убирают. Но другая, идет вперед…

...

Стук сильного сердца, делают мучительный вдох искусственные легкие. Глаза все еще закрыты, но сознание просыпается от долгого сна. Вокруг плещет шоком и удивлением.
Открыть глаза оказывается непосильной задачей, но для него это все же возможно. Однако не сейчас, нет. Ему нужно беречь силы, потому что он еще не проснулся до конца.
Восприятие молчит, оно еще не проснулось, нет. Лишь он один и океан Великой Силы. В нем нет света и нет звука, лишь чувство единения с Великой, что касается его кротко, словно он может исчезнуть. Он чувствует их, боль и лишения, гнев и страдания. Хаос порожденный в войне и тьма застилающая все. В этом мире нет надежде, лишь страх и отчаяние.
Касание Великой, нежное и осторожное, словно мать вновь обрела своего ребенка. Он не видит и не слышит, но чувствует ее зов. И он касается ее в ответ, чтобы позволить океану восполнить его силы и его естество.
Образы всплывают в памяти, неполные, неточные, но полные эмоций и полные чувств. Он видит мир со стороны, как двое братьев оказались в храме, как двое были влюблены в одну из многих, и как лишь один ее завоевал. Боль у сердца, что не утихает, и жар войны, что опаляет душу. Смерть кружит вокруг, но не трогает его. Она стоит и ждет своего часа, но жаждет чтобы час этот не настал. А потом, конец войны, предательство и боль перешедшая в агонию. И так с десяток с лишним лет, пока его не стерли насовсем и сказали Смерти забрать его остатки. Она и забрала, но не оставила себе. Отдала другому, что был скрыт, тому кто был рожден Великой и стал ее клинком…
Ощущения уносят его, отдаляют от жизни что была, но была чужой. Так словно и не было, потому что была иной. И воспоминания приходят сами, вместе с океаном Силы. То кем ты был, кем стал и кем закончил быть. Вспоминаешь улыбки и свет, что после у тебя отняли оскал и тьма. Слышишь как смех любви всей жизни, сменятся смехом того, кто тебя уничтожил. Слышишь его предсмертный вопль и чувствуешь как собственная жизнь покидает тело. И снова чувствуешь тепло и улыбку, любовь и… прощение.
Сын. У тебя есть сын.
Лицо светлого мальчишки, чьи глаза полнятся надежды. Лицо столь родное, что место, где было сердце, сжимается в груди, наполняется теплом. У него мягкий характер и широкая душа, такая же какая была у матери, такая же как была у Шми.
- Сын…
Ты помнишь первый миг когда узнал, помнишь как чуть не сорвался, как восстановил контроль в последнюю секунду. Помнишь, как темные мысли владели тобой, но как теряли свою хватку над твоей душой и помнишь как искал тот светлый огонек средь звезд, единственный что был полон смысла.
- Люк…
И ты тянешься к нему, к этому огоньку в своей памяти. Тянешься, чтобы ощутить тепло, вспомнить смысл жизни, вспомнить какого это было, ощутить и осознать… Но ты находишь лишь – ничто.
Пустота поглощает его, возносит его страх, его самую страшную догадку, самую чудовищную мысль. Он не чувствует его, этого яркого и теплого огонька, полного надежд и детского любопытства.
- Мой… сын…
Он чувствует других, тех что вокруг и тех что обратили свой взор в удивлении, тех что ощутил, остановился, оглянулся. Но он не чувствует его, этого тепла в месте под сердцем, где он чувствовал эту связь, где чувствовал биение второго сердца.

- Прислушайся к своим чувствам…

Он зовет в пустоту, но не слышит ответа… Не слышит…

- Ты знаешь, что это правда…

И тогда… бездна поглощает его целиком. Он не слышит своего собственного крика, потому что сама Великая кричит за него и вместе с ним. Он осознал что произошло, осознал что с ним случилось, осознал ту чудовищную вещь, что с ним произошла.

- ГДЕ ОН?!

Мир сминается вокруг, окатывает волной его ужаса и гнева, его вопля отчаяния и раздирающей боли в груди. Ему хочется вцепится в собственное горло, кричать что есть силы и выплеснуть эту боль в окружающий мир.
Узор мира, океан Великой Силы, чьи воды вечно спокойны, начинает меняться, начинает порождать шторм.

- ГДЕ МОЙ СЫН?!?!

Он не чувствует стороннего ужаса, чужого отчаянного осознания, но чувствует как внутри него все умирает, как рушится его мир и как спадают оковы под весом его горя.
Океан кружится в водовороте бури, меняет рисунок Силы, узор наложенный на мир.
Глифы и руны, в чьих узорах отпечатан след Коррибана, рушатся, истончаются, крошатся пылью. То, что было призвано удержать необузданную мощь Шторма Силы, осыпается прахом под гнетом его боли. Он не видит и не слышит, не чувствует и не осознает, как из бездны океана Силы поднимается его дракон. Громогласный рев разносится в незримом мире и лишь одно его присутствие меняет сам Баланс. Но тот, кого зовут Скайуокер, слышит лишь собственный вопль и плач Великой Силы. И чувствует как она окутывает его, обнимает в знаке утешения, зная что это не поможет…
Он помнит глаза, что еле сдерживали слезы, помнит отчаянное желание спасти и уберечь. Помнит, что не смотря ни на что, не смотря на то что он сделал, его простили. Как его вернули из бездны, как его спасли…

- Я тебя не оставлю, я спасу тебя!

- Ты уже… спас… Люк…

Ты уже спас…
Но тебя я спасти не сумел.

Мир замирает, затихает. Опускаются волны, замолкает океан, как и замолкает его собственный крик. Тишина падает на мир незримый и мир материальный. Великий шторм прошел, ознаменовав собой его пробуждение. И замолчал дракон, скрываясь вновь в океане. Все замирает вокруг, но все же кто-то смотрит на него не отрывая взгляда и ждет безмолвного ответа.
Он чувствует этот взгляд, такой же как тогда, бывший целую жизнь назад. В тот день мир также рухнул в одночасье. В тот день в нем также умер человек. Но этот день другой и наблюдавший это знает.
Расходится туман, развеиваются тени. Восприятие мира пробуждается в нем вновь. Вдох и выдох полные боли, но она ничто в сравнению с другой, что он чувствует у сердца. Холод расползается повсюду, занимает все вокруг своего хозяина. Но ему мало, не хватает места чтобы уместиться здесь. Чтобы уместить здесь все его присутствие.
Веки распахнулись и Скайуокер поднял взгляд. Привычных глаз там не было, тех что уже почти ослепли, молили о пощаде, утонули в страхе и отчаянии. Там, был жар двух солнц и взгляд без слабости и страха, смотревший в суть и в глубь вещей, пробуждая самый худший из кошмаров, что только мог произойти.

- Владыка Вейдер… Ты слышишь меня?

Вопрошает образ в памяти, словно сам мир задал один едиственный вопрос, что имел значение.
И тишина была ему ответом, потому что ответ уже известен.

Тем же временем

     - Я чувствую сильное возмущение в Силе, - обеспокоенно и в то же время с явным негодованием процедил император. Связь при приближении к поясу астероидов постепенно ухудшалась, из-за чего трансляция из дворца на Корусанте начинала сбоить. - Отправляйся на Вирток-III, более известный в истории ситхов, как Нафема. Там ты найдёшь имперский бастион. Удостоверься, что всё в порядке и немедленно доложи мне.
     - Будет сделано, мой повелитель, - произнёс Соул Корус, отключая передатчик. Как только величественная голограмма бюста императора растворилась, он встал с колена в полный рост.
     Распахнув лёгким взмахом руки закрытые двери, Рука стремительным шагов вошёл на капитанский мостик звёздного разрушителя, обратив на себя взоры всех присутствовавших, за исключением, пожалуй, капитана корабля. Тот не испытывал трепета от нахождения "постороннего" на его разрушителе, более того он испытывал негодование от того, что какой-то сопляк уже на протяжении двух месяцев распоряжается его собственностью, как ему захочется. По правде говоря, знай бы он на самом деле, кем являлся Корус, то скорее всего изменил бы своё отношение и пересмотрел бы взгляды на своё поведение в его присутствии, но Рука не стремился раскрывать свою личность. Для всех он был кем-то наподобие инквизитора, что в целом более чем его устраивало.
     - Капитан Айрекс, берём курс на Вирток-III! - скомандовал Соул.
     - Попрошу не командовать мной, юноша. Не забывайте, что здесь я капитан и я решаю, куда мы берём курс, - решил наконец-то показать свои зубы он. - Во-первых, я понятия не имею, что это за планета и в какой части Галактики она находится. А во-вторых, насколько я помню, "Покорению" предписано всего лишь оказывать вам содействие в поисках республиканских шпионов в заданном секторе. Вы здесь лишь гость. Посторонний.
     Соул замер в полушаге, буквально опешив от услышанного. Ему было не впервой сталкиваться с такой наглостью и надменностью, а также пренебрежением его личным статусом, но каждый раз это задевало его эго, словно кто-то решил исхлестать его душу вдоль и поперёк розгами. Капитан Айрекс уже не первый месяц сидел у него в печёнках, вечно делая всё наперекор его приказам, ставя под удар не только его жизнь, но и успешность выполнения поставленной императором задачи. Несмотря на то, что послужной список его не блистал какими-либо значимыми достижениями или победами, его родственные связи с влиятельными в Сенате политиками заставляли его чувствовать себя крайне значимой персоной. Таких людей Корус терпеть не мог. И в этот раз Айрекс перегнул палку, чем навлёк на себя беду.
     - Вы слишком долго вставляли мне палки в колёса, капитан Айрекс. Ваше высокомерие меня порядком утомило, - сделав глубокий вдох, а затем выдох, максимально спокойно произнёс Соул, прежде чем неожиданно сдавить невидимой рукой горло офицера.
     Смертоносная петля стремительно начала стягиваться вокруг его горла, перекрывая любую возможность получить столь критично важный для жизнедеятельности кислород. В моменте лицо капитана переменилось. Самодовольство уступило место панике, животному страху, агонии. Айрекс рухнул на колени, пытаясь сначала разжать обеими руками мёртвую хватку. Никакого успеха его жалкие попытки не приносили. Постепенно лицо капитана начало отливать синевой, предвещающей мучительную смерть от удушья, и чем ближе была смерть, тем отчаяннее он пытался освободиться. Вскоре он уже начал раздирать себе кожу на шее, с каждым разом оставляя на коже глубокие царапины. Он не мог вымолвить даже слова, поскольку Корус не желал слышать от него ни единого слова более. Хотя на его губах отчётливо читались мольбы о пощаде.
     - Приказом Руки Императора, ваша служба окончена, капитан Айрекс, - с последним словом Соул, что были силы, сжал пальцы в кулак. Мёртвое тело капитана лицом вниз с грохотом упало на металлический пол. Корус легонько поддел его носком сапога и опрокинул на спину, внимательно посмотрев в стеклянный взгляд, в котором навсегда запечатлелся весь ужас и страх перед неизбежным. После чего он перевел свой взгляд на вице-капитана Халона, стоявшего в паре метров, как вкопанный. - Посмотрите на это лицо, вице-капитан, и не повторяйте ошибок вашего предшественника. Берём курс на Вирток-III, где бы он ни был.

За полчаса до нападения на бастион.

     Прошло уже много лет с тех пор, как Дарт Сидиус лично не появлялся в этом Силой забытом месте, и, тем не менее, его взор всегда был устремлён на него. Дройд-вестник, являвшийся его ушами, глазами и руками, находился здесь денно и нощно, внимательно следя за функционированием научно-исследовательского комплекса. Несмотря на то, что большинству штурмовиков, которые несли гарнизонную службу на Нафеме, казалось, что император и вовсе забыл о их существовании, он ни на день не упускал это место из виду. Во всей Галактической Империи, во всей Галактике не существовало места столь же критически важного для него. И лишь ему одному была известна чудовищная правда о причине такого повышенного внимания к планете, расположенной столь далеко от Корусанта в Неизведанных регионах.
     Нафема в свои лучшие годы была процветающей планетой, на которой кипела жизнь в разных формах её проявления, подобно родной планете Палпатина Набу, но затем по велению, без преувеличения, одного из величайших ситхов за всю историю существования ордена она превратилась в абсолютно безжизненный мир. Если верить учениям джедаев, то Сила происходит даже из неживых предметов, однако даже если это и так, то Нафема - это одно сплошное исключение из этого правила. Сила здесь была мертва. Изничтожена Вечным Императором. Идеальное место, чтобы сокрыть здесь могущество, которое могли бы почувствовать джедаи или кто-либо ещё.
     Впрочем, никаким могуществом здесь и не пахло до определенного момента. Энакин Скайуокер, которого император упрятал здесь больше десяти лет назад, был не чета ни своему брату, ни самому себе из другого времени. Возможно, даже Корус или Элейн с легкостью одолели бы его сейчас, не поведя и бровью, в бою в равных условиях. Он был слаб и немощен, сломлен, раздавлен. Хоть Палпатину и не удалось полностью избавиться от его существования, в таком виде он более не представлял ни малейшей угрозы его правлению и существованию в целом. Да, и от Избранного в нём осталось пожалуй лишь кроха чувствительности к Силе, да то же самое имя из забытого всеми мира. Поначалу император хотел избавиться от него, как от мусора, что принято выбрасывать из дома. У него даже в свои лучшие годы не было достаточно сил, чтобы стать хотя бы самым худшим инквизитором из тех слюнтяев, что Гранд-инквизитор зовёт братьями и сестрами. И тем не менее его кровь, его ДНК, его скрытый потенциал был неоценим.
     Так что Дарт Сидиус решил сохранить ему жизнь, дабы использовать его для чего-то более значимого, чем он сам. Однако память дней минувшего будущего всё ещё была сильна в нём, а потому при одном лишь виде Скайуокера в нём просыпались гнев и ненависть. Первый год он просто наслаждался тем, что истязал и без того полуживое тело своего вечного пленника сотнями немыслимых пыток, удерживая Энакина на грани жизни и смерти. Это было приятно, тешило его самолюбие, приносило наслаждение его душе. Но со временем пытки ради самоудовлетворения отошли на второй план, они стали носить научный и практический характер, когда удалось установить, что с каждым разом уровень мидихлориан в его крови растёт. Незначительно, но всё же.
     Этот момент стал переломным, положив начало долгой и кропотливой работе по изучению новых форм воздействия на мидихлорианы и саму Силу. Научный комплекс заработал в полную силу по своему прямому назначению, именно тогда, проанализировав тенденции к росту могущества Скайуокера, Палпатин озаботился мерами предосторожности. Был воздвигнут неприступный бастион с огромным гарнизоном из прошедших огонь, воду и медные трубы штурмовиков. До сегодняшнего дня он всецело считал, что этого будет достаточно, чтобы разобраться с любой угрозой как извне, так и изнутри. Он до последнего не верил, что Скайуокер сможет приблизится к своему изначальному потенциалу, он верил, что где-то должна была быть граница роста. Но он ошибся.
     Так или иначе, благодаря этому император смог добиться небывалых успехов в своих исследованиях. С каждым годом комплекс разрастался вглубь и вширь, поглощая руины древнего храма ситхов всё больше и больше. Секции самого разного предназначения строились, словно грибы разрастающиеся после дождя, на его глазах и по его личному указу. Армия дройдов, строителей и ученых корпели над работой без выходных. Комплекс "VDR-ASW" стал венцом его творения, храм науки, олимп генной инженерии, селекции и клонирования. Время от времени компанию Скайуокеру составили сотни других чувствительных и нечувствительных к Силе сущностей, кто-то временно, а кто-то навсегда. Но у всякой великой мысли, у любого великого ума есть свой предел возможностей, граница, разделяющая совершенство и абсолютный провал.
     Палпатину потребовалось тринадцать долгих лет, чтобы наконец его достичь. Поймать тот момент, когда нужно остановиться на достигнутом и начать пожинать плоды своих трудов. Однако перед этим нужно было позаботиться о том, чтобы никто и никогда не завладел его тайными знаниями и секретами. Уничтожить всё, что могло в будущем стать последним гвоздём в крышке его собственного гроба. Однажды он уже допустил такую ошибку, недооценив своих врагов, второй раз этому случиться он позволить не мог.
     - Подготовьте объект VSM-158, проверьте, чтобы он был в состоянии полной готовности, - грубым механическим голосом, в котором едва угадывался голос самого императора, отдал один из сотен уже отданных ранее приказов дройд-вестник. - Переместите объект M-001 на нижний уровень в хранилище и законсервируйте до востребованности.
     Времени оставалось всё меньше и меньше, Паплатин предчувствовал, что скоро должно что-то произойти. Несмотря на то, что он знал о надвигающейся буре, он не представлял, что она настигнет его столь скоро. Нужно было торопиться. К сожалению, подготовить абсолютно всё было нереально, но самое необходимое вполне, с остальным же предстояло разобраться штурмовикам и Первому инквизитору.
     - Законсервируйте хранилища с объектами серии V, S и VS, уничтожьте консоли доступа. Все неудачные объекты серии VSM подготовить к самоликвидации, заполните резервуары препаратом ELN-1N-KD, - не останавливаясь ни на секунду, продолжал сыпать приказами дройд-вестник. - Все секции с уровнем доступа K-5 перевести в режим самоуничтожения, таймер детонации установить на полтора часа.
     В одночасье по всему комплексу прокатилась череда сильных вибраций. Послышался звук тревоги. Подача электричества остановилась. Начался перезапуск аварийных генераторов. Всё это император предусмотрел, так что всё было должно было пройти идеально, пусть и с определенными коррективами. Однако как только началась атака на комплекс, случилось непредвиденное. Весь комплекс изнутри содрогнулся от чудовищной силы, что сминала металл и перемалывала дройдов как мясорубка.
     - Не может быть, - искренне изумился бы дройд-вестник, если бы программа позволяла передать подобный спектр эмоций. За считанные минуты дройд-вестник спикировал на самый нижний уровень, где располагался предполагаемый эпицентр вырвавшейся на свободу Силы. В огромной колбе с бесцветной жидкостью, что стояла в центре, подобно обелиску на площади, плавало тело Энакина Скайуокера, не подавая признаков жизни. Его глаза были закрыты, тело расслаблено.
     "Этого не может быть. Это невозможно," - вторил сам себе император, продолжая наблюдать за своим главным врагом, бывшим учеником и старым другом. Чтобы не вызвать подозрений Сидиус отключил проектор изображения на лицевой панели дройда-вестника. Скайуокер не шевелился долгое время. Затем где-то вдалеке наверху, где-то на тридцать пятом ярусе послышались разговоры штурмовиков, что пришли уничтожить это место. Всего двое. "Глупцы! Идиоты! Они не успеют в срок!" - возмутился Сидиус и тут он услышал голос мертвеца, призрака из далёкого прошлого, что заставило забыть о своём гневе.

Как и предполагалась демонстрация силы оказала должное влияние на преемника капитана Айрекса и на весь офицерский состав, присутствовавший в данный момент на капитанском мостике. Никто не проронил ни слова. Более того практически все, за исключением пары зевак, да вице-капитана с адъютантом, поспешили вернуться к своим делам и отвести свои взгляды от Коруса. В одночасье воздух насквозь пропах страхом и трепетом. Не то чтобы Соул испытывал удовольствие от этого, но факт того, что теперь с его мнением будет считаться даже последняя дройд-мышь на звёздном разрушителе, заставлял его верить, что он поступил правильно. К сожалению, большинство людей понимали лишь язык силы, а прянику предпочитали кнут, уважая лишь сильных мира сего. Корусу не нравилась доктрина управления людьми основанная на страхе перед применением силы, но он понимал, что она единственно верная и работоспособная. Так что полностью принимал её со всеми её изъянами и следовал ей, насколько мог.
     Потребовалось не больше пяти минут, чтобы отыскать в навигационном реестре Вирток-III или Нафему, как назвал её император. К счастью или к худу, она располагалась не так далеко, как изначально предполагал Соул. Впрочем, если бы кто-то напал на планету в данный момент, помощи местному гарнизону пришлось бы сдать долго, и, возможно, он её не дождался бы. Несмотря на то, что император не дал чёткого приказа и не объяснил, что там ждёт Коруса, у последнего было отчётливое ощущение, что что-то не так. Всё нутро и Сила подсказывали, что беды не миновать, но какого она размера оставалось лишь догадываться.
     - Взять курс на Вирток-III, подготовиться к сбросу отработанных отходов и мусора с последующим прыжком в гиперпространство! - скомандовал вице-капитан Халон, начавший входить в новую должность командующего "Покорения". Власть была тому к лицу, да и в целом Корусу было известно, что он уже давным-давно пытался подсидеть Айрекса на посту. Чтобы разузнать интимные подробности быта на корабле, Руке потребовалась от силы неделя и всего одна беседа с местным представителем ИСБ.
     "Покорение" начало манёвр разворота, отрапортовав двум легким крейсерам типа "Тартан" о новом курсе.
     - Вице-капитан Халон, проследите, чтобы к моменту выхода из гиперпространства все системы корабля и экипаж был в полной боевой готовности, - предчувствуя предстоящее сражение, отдал ещё один приказ Корус.
     - Будет исполнено, сэр!
     Удовлетворительно кивнув, Соул неспешным шагом направился к выходу с капитанского мостика. Делать ему здесь было более нечего, отвлекать всех от работы и излишний раз действовать на нервы не входило в его планы. К тому же, у него определенно были более важные дела, требующие его незамедлительного участия. Во-первых, предстояло узнать хоть что-либо о Нафеме и о том, что могло его там ожидать. По какой-то причине у него складывалось стойкое ощущение, что он уже когда-то что-то слышал об этом месте, но припомнить точно не мог. Это заставило его насторожиться, так как память у Коруса была на зависть многим. Он до мельчайших подробностей помнил многие события и места, и никогда она его не подводила. Во-вторых, было не лишним подготовиться к битве, на случай если придётся сражаться с неизвестным врагом. По правде говоря, в военных делах он не был силён, хоть ему и удалось поучаствовать в нескольких локальных конфликтах и подавить пару-тройку восстаний. В любом случае военного опыта у него было крайне мало.
     Шагая по коридорам в направлении выделенной ему личной каюты, он то и дело ловил на себе взгляды штурмовиков и офицеров. Слухи ползли по кораблю с феноменальной скоростью. Что ж своим поступком он сделал себе репутацию, которая будет впредь шагать впереди него. Не пройдёт и пары месяцев, как его личность в очередной раз обрастет парой-тройкой новых баек. Впрочем, наверняка император предвидел последствия активного взаимодействия с имперский флотом и штурмовым корпусом. Может быть, таков был план. Наверняка мог ответить лишь сам император, а Корусу оставалось лишь догадываться.
     На самом деле с момента начала войны с Республикой во главе с орденом джедаев многое в его жизни переменилось. Из убийцы, шпиона и диверсанта он медленно превращался в солдата, командира и управленца. Предыдущий порядок вещей устраивал Коруса намного больше, он привык к нему, ему нравилось то, кем он был, что делал и как жил. Ему было не с руки притягивать к себе слишком много внимания, когда его учили всячески его избегать. Идти в открытый бой на превосходящего силой противника, когда его учили наносить удары из тени, убивать неожиданно, выжидать идеального момента для атаки. Всё очень стремительно менялось, пожалуй, даже слишком. Тем не менее, ему приходилось иметь дело с тем, что есть. Вся его жизнь была посвящена служению императору, а потому что бы он ни приказал, это должно было быть исполнено.
     В любом случае сетовать на изменчивость уклада жизни и собственной роли в Галактической Империи было банально некогда. До прибытия на Вирток-III у него было едва ли четыре часа, а за это время предстояло слишком о много позаботиться. Поэтому как только дверь его каюты закрылась позади Коруса, он принялся изучать сводки из секретного имперского архива касательно места назначения.